Григорий Григорьев: «Ветер радости. Что приносят нам сны»
В отрывке из книги «Что приносят нам сны» писатель вспоминает свои студенческие годы.
В гардеробе слушатели с наслаждением избавились от набрякших апрельской влагой бушлатов, привычно причесались пятерней; а я даже успел сбегать в туалетную залу – помыть очки и шлифануть бумагой ботинки. На невском ветродуе мы здорово продрогли, и Стас взмолился:
– Олег Николаевич, а может, сперва взбодримся? Зажуем сосисок и хлопнем по маленькому двойному! Эрмитажный кофий – он самый знатный!
– Отличная идея, Стаценко!
Олег Николаевич взмахнул руками, как чайка крыльями. Знаменитый лжекрокодиловый портфель тяжело шмякнулся на мраморный пол.
– Десять минут на кофейню – и шагом марш за пищей духовной! Встречаемся в греческом зале! – нахально скомандовал Сема Дико́й.
− В гр-р-р-реческом зале, в гр-р-р-реческом зале! – по-райкински нахлобучив фуражку и нагло уставившись на Дико́го, прокартавил Аркаша Короткий…
Проходя по античным залам, Олег Николаевич вдруг остановился:
− Взгляните на эти бюсты древних римлян. Вы замечаете, как они отличаются от лиц, что мы только что видели в залах Древней Греции? Частный римский портрет – это уже совсем другой взгляд на человека! Если у эллинов всё подчинено идее калокагати́и, то для римлян не важно, хорош ты собой или вовсе нет…
Мы стали пристально рассматривать каменные физиономии.
− Здесь дело не в гармонии, − продолжал Олег Николаевич. – Главным для римлян было оставить на земле своего мраморного двойника, ведь они не знали иных способов преодоления смерти. А смерть насквозь пронизывала всю их жизнь и, соответственно, всю римскую культуру. Как вы помните, все начиналось с посмертных масок. Но маски фиксировали лишь замершие черты. А тут мы с вами видим живые портреты: в этих лицах угадываются характеры.
Слушатели кружили вокруг бюстов, изучая их под разными ракурсами и заглядывая в пустые глазницы.
− Попробуйте-ка, дорогие друзья, определить самостоятельно, какими были эти люди при жизни.
− Ну и рожи! – сплюнул Боб. – Просто фотографируй да вставляй в тест Зонди!
Тут все как с цепи сорвались и принялись наперебой выставлять скульптурам диагнозы: от астенических состояний до маниакально-депрессивного психоза.
Олег Николаевич, казалось, не слушал нас, глубоко задумавшись о чем-то своем, но неожиданно пресек наш «клинический разбор»:
− Уважаемые коллеги, вы, кажется, позабыли мои слова, что не следует торопиться выставлять диагнозы! Сперва надо во всем основательно разобраться! Заметьте, что это относится не только к медицине, но и к искусству!
− Фести́на ле́нте! – выкрикнул Стас.
− Вот именно! Торопиться нужно, только не спеша, – перефразировал известную пословицу Олег Николаевич. − Я спросил вас про характеры, а вы начали искать патологии! Думаю, что изображенные здесь люди в основном психически здоровы. То есть здоровы настолько, насколько вообще может быть здоров человек.
− Как писал профессор Ганнушкин, все мы лишь «полунормальные», – подхватил мысль преподавателя Сема Дико́й. – В каждом человеке есть и больное, и здоровое начала.
− Да, мы должны трезво смотреть на себя и на других, − кивнул Олег Николаевич.
− Но при этом следует культивировать не болезненное, а здоровое!
− Наверное, у творческих людей чаще встречаются сочетания разных акцентуаций? – поинтересовался Витька Григорьев.
− Несомненно! И мы обязаны помнить, что акцентуации находятся в пределах нормы и придают личности неповторимое своеобразие.
− Чем больше оригинальности, тем больше акцентуаций!.. – хлопнул меня по плечу Стас.
– Но если гипертрофировать значение акцентуаций, можно легко записать здорового человека в больного и «влепить» ему диагноз! Что вы сейчас, коллеги, и продемонстрировали!
− Это мы могем! – хмыкнул Аркаша Короткий. – Слушатели «лепят» диагнозы, а профессора их снимают.
– Ну… вот у этого-то – сто процентов – депрессия! – уперся рогом Сема Дико́й. – Вы только гляньте, какой отлетевший!
− Дело здесь в другом, дорогой Семен! – улыбнулся Олег Николаевич. – Вы знаете, что у римлян существовало правило эмоциональной безопасности?
− Это как?
− Какие бы эмоции ни переживал человек, выйдя за ограду своего дома, он был обязан надеть маску бесстрастия!
− Зачем?
− Чтобы не влиять своим настроением на настроение окружающих. Для римлян такое поведение являлось неписаным законом!
− Вот бы нам такой закон! – посетовал Стас. – Вышел из дому, будь добр, возьми себя в руки и не порти настроение другим!
− К сожалению, наши современники, наоборот, привыкли выплескивать свои эмоции не только на близких, но и на незнакомых людей. Вот и начальники порой щедро изливают свои негативные переживания на подчиненных, а потом не понимают, почему «крокодил не ловится» и «не растет кокос». А в античном Риме прекрасно знали, как опасны и даже разрушительны последствия эмоциональных атак!
− Возможно, вы отчасти и правы! – пропел густой женский голос с пружинящими оберто́нами. – Маска – публичное лицо римского гражданина! А дома он был совсем другой!
Мы разом обернулись и увидели незнакомку со смеющимися глазами.
− Эти портретные изображения римляне хранили как раз дома, в а́триумах. Но ваша точка зрения имеет право на существование. Как приглашение к размышлению…
В блузе цвета парижской лазури, в причудливых украшениях дама казалась сошедшей со старинной картины.
− Простите мою бесцеремонность, уважаемый коллега! – обратилась она к Олегу Николаевичу. – Коллега потому, что я тоже преподаю. Преподаю историю искусств во ВГИКе. Вы крайне увлекательно рассказывали о пограничных состояниях в психике! Для искусствоведа эта тема исключительно интересна! Пао́ла Волкова.
Профессор подошел к ней и поцеловал руку:
− Олег Кузнецов! Чрезвычайно рад знакомству! Пао́ла – женская форма римского имени Павел? Вы – настоящая равноапостольная дама!
− Браво, профессор! У вас воистину имперская эрудированность! – Пао́ла изящно щелкнула пальцами, и на ее запястье заиграли тонкие браслеты. – Благодарю за блестящую лекцию – психиатрия в Эрмитаже…
В отрывке из книги «Что приносят нам сны» писатель вспоминает свои студенческие годы.
В гардеробе слушатели с наслаждением избавились от набрякших апрельской влагой бушлатов, привычно причесались пятерней; а я даже успел сбегать в туалетную залу – помыть очки и шлифануть бумагой ботинки. На невском ветродуе мы здорово продрогли, и Стас взмолился:
– Олег Николаевич, а может, сперва взбодримся? Зажуем сосисок и хлопнем по маленькому двойному! Эрмитажный кофий – он самый знатный!
– Отличная идея, Стаценко!
Олег Николаевич взмахнул руками, как чайка крыльями. Знаменитый лжекрокодиловый портфель тяжело шмякнулся на мраморный пол.
– Десять минут на кофейню – и шагом марш за пищей духовной! Встречаемся в греческом зале! – нахально скомандовал Сема Дико́й.
− В гр-р-р-реческом зале, в гр-р-р-реческом зале! – по-райкински нахлобучив фуражку и нагло уставившись на Дико́го, прокартавил Аркаша Короткий…
Проходя по античным залам, Олег Николаевич вдруг остановился:
− Взгляните на эти бюсты древних римлян. Вы замечаете, как они отличаются от лиц, что мы только что видели в залах Древней Греции? Частный римский портрет – это уже совсем другой взгляд на человека! Если у эллинов всё подчинено идее калокагати́и, то для римлян не важно, хорош ты собой или вовсе нет…
Мы стали пристально рассматривать каменные физиономии.
− Здесь дело не в гармонии, − продолжал Олег Николаевич. – Главным для римлян было оставить на земле своего мраморного двойника, ведь они не знали иных способов преодоления смерти. А смерть насквозь пронизывала всю их жизнь и, соответственно, всю римскую культуру. Как вы помните, все начиналось с посмертных масок. Но маски фиксировали лишь замершие черты. А тут мы с вами видим живые портреты: в этих лицах угадываются характеры.
Слушатели кружили вокруг бюстов, изучая их под разными ракурсами и заглядывая в пустые глазницы.
− Попробуйте-ка, дорогие друзья, определить самостоятельно, какими были эти люди при жизни.
− Ну и рожи! – сплюнул Боб. – Просто фотографируй да вставляй в тест Зонди!
Тут все как с цепи сорвались и принялись наперебой выставлять скульптурам диагнозы: от астенических состояний до маниакально-депрессивного психоза.
Олег Николаевич, казалось, не слушал нас, глубоко задумавшись о чем-то своем, но неожиданно пресек наш «клинический разбор»:
− Уважаемые коллеги, вы, кажется, позабыли мои слова, что не следует торопиться выставлять диагнозы! Сперва надо во всем основательно разобраться! Заметьте, что это относится не только к медицине, но и к искусству!
− Фести́на ле́нте! – выкрикнул Стас.
− Вот именно! Торопиться нужно, только не спеша, – перефразировал известную пословицу Олег Николаевич. − Я спросил вас про характеры, а вы начали искать патологии! Думаю, что изображенные здесь люди в основном психически здоровы. То есть здоровы настолько, насколько вообще может быть здоров человек.
− Как писал профессор Ганнушкин, все мы лишь «полунормальные», – подхватил мысль преподавателя Сема Дико́й. – В каждом человеке есть и больное, и здоровое начала.
− Да, мы должны трезво смотреть на себя и на других, − кивнул Олег Николаевич.
− Но при этом следует культивировать не болезненное, а здоровое!
− Наверное, у творческих людей чаще встречаются сочетания разных акцентуаций? – поинтересовался Витька Григорьев.
− Несомненно! И мы обязаны помнить, что акцентуации находятся в пределах нормы и придают личности неповторимое своеобразие.
− Чем больше оригинальности, тем больше акцентуаций!.. – хлопнул меня по плечу Стас.
– Но если гипертрофировать значение акцентуаций, можно легко записать здорового человека в больного и «влепить» ему диагноз! Что вы сейчас, коллеги, и продемонстрировали!
− Это мы могем! – хмыкнул Аркаша Короткий. – Слушатели «лепят» диагнозы, а профессора их снимают.
– Ну… вот у этого-то – сто процентов – депрессия! – уперся рогом Сема Дико́й. – Вы только гляньте, какой отлетевший!
− Дело здесь в другом, дорогой Семен! – улыбнулся Олег Николаевич. – Вы знаете, что у римлян существовало правило эмоциональной безопасности?
− Это как?
− Какие бы эмоции ни переживал человек, выйдя за ограду своего дома, он был обязан надеть маску бесстрастия!
− Зачем?
− Чтобы не влиять своим настроением на настроение окружающих. Для римлян такое поведение являлось неписаным законом!
− Вот бы нам такой закон! – посетовал Стас. – Вышел из дому, будь добр, возьми себя в руки и не порти настроение другим!
− К сожалению, наши современники, наоборот, привыкли выплескивать свои эмоции не только на близких, но и на незнакомых людей. Вот и начальники порой щедро изливают свои негативные переживания на подчиненных, а потом не понимают, почему «крокодил не ловится» и «не растет кокос». А в античном Риме прекрасно знали, как опасны и даже разрушительны последствия эмоциональных атак!
− Возможно, вы отчасти и правы! – пропел густой женский голос с пружинящими оберто́нами. – Маска – публичное лицо римского гражданина! А дома он был совсем другой!
Мы разом обернулись и увидели незнакомку со смеющимися глазами.
− Эти портретные изображения римляне хранили как раз дома, в а́триумах. Но ваша точка зрения имеет право на существование. Как приглашение к размышлению…
В блузе цвета парижской лазури, в причудливых украшениях дама казалась сошедшей со старинной картины.
− Простите мою бесцеремонность, уважаемый коллега! – обратилась она к Олегу Николаевичу. – Коллега потому, что я тоже преподаю. Преподаю историю искусств во ВГИКе. Вы крайне увлекательно рассказывали о пограничных состояниях в психике! Для искусствоведа эта тема исключительно интересна! Пао́ла Волкова.
Профессор подошел к ней и поцеловал руку:
− Олег Кузнецов! Чрезвычайно рад знакомству! Пао́ла – женская форма римского имени Павел? Вы – настоящая равноапостольная дама!
− Браво, профессор! У вас воистину имперская эрудированность! – Пао́ла изящно щелкнула пальцами, и на ее запястье заиграли тонкие браслеты. – Благодарю за блестящую лекцию – психиатрия в Эрмитаже…
